ЧАСТЬ
II
ПРОСЛАВЛЕННЫЕ
ГЕРОИ
Прекрасен и благославен мир. Прекрасна земля Греции. Но чем-то прогневали жители Немей богов. Поселился в окрестностях огромный хищник, нападая на скот и пугая жителей селения диким ревом.
Боятся люди пасти стада на лугах - стоят нетронутыми густые травы. Выйдет путник в дорогу, идет, помахивая беззаботно котомкой, - и вдруг бросится на человека желтая молния и уволочет жертву в девственные дебри Немейского леса.
Хариклия, молодая вдова бедного земледельца, что умер, простудившись после внезапно налетевшего града, слышала рассказы бывалых людей о жутком звере, поселившемся рядом. Но выбора не было: либо пропадать ей с ребенком с голоду, или направиться в город в поисках работы.
В последний раз Хариклия подвязала виноградные гроздья у родного жилища: не ей доведется собирать урожай. Окинула прощальным взглядом родную деревню и, вздохнув, подхватила своего первенца, двинувшись в путь по песчаной дороге.
Пока не скрылось селение за поворотом, вздыхала и причитала Хариклия. А затем повернула свои помыслы к сыну - последней оставшейся ей на земле радости. Первенца Хариклия любила неистовой материнской любовью, не могла наглядеться на его пухлые ручки, украшенные младенческими перевязочками. Целовала сучащие воздух ножки. Малышу исполнился только годик, а он уже сам пробовал вставать на ножки и произносить первые складные звуки, вызывая умиление матери. Даже соседки подсмеивались над ней, говоря:
- Хариклия! Ты словно царевича собираешься вырастить! Побойся гнева богов, глупая женщина! Разве можно так похваляться своим ребенком?
Но Хариклия не слушалась ничьих доводов, считая, что никакой царевич не сравнится по красоте и уму с ее мальчиком.
- Вот и наказали меня боги за дерзость, - думала женщина о своей несчастливой судьбе. - Буду я теперь в чьем-нибудь услужении, будет мой малыш собачонкой бежать на хозяйский свист! - Но тут же одернула себя: - Нет, вырастет мой малыш, и влюбится в него царская дочь. Жизни своей не будет мыслить без моего сына, а я еще буду выбирать, чей царь богаче, да какие земли плодороднее! - Так порешив будущее, Хариклия повеселела, спорее заторопилась по дороге, чтобы быстрей им встретилась царская дочь.
Меж тем, в мечтаниях и мыслях, Хариклия не заметила, как подошел час кормления. Женщина свернула с дороги в лесную сень.
Выбрала траву помягче и опустила расхныкавшегося ребенка. Устроилась рядом, распустив одежды: она все еще кормила мальчика грудью, гордясь, что боги даровали ей столько молока. За время пути груди набрякли благостной влагой, отяжелели. Хариклия пристроила малыша на коленях, он тотчас нащупал материнский сосок.
- Ишь, вцепился, как клещ! - улыбнулась женщина, любуясь на свое сокровище.
Младенец насытился и тут же уснул, сунув в ротик указательный палец. С минуту, не отрываясь, смотрела Хариклия на дитя. Потом положила его в тень, чтобы солнце не напекло малышу голову. Развязала узелок со снедью и тут же ахнула: в спешке она позабыла бурдюк с кислым козьим молоком, что приготовила себе для питья. И, словно нарочно, тут же захотелось пить. Хариклия в растерянности огляделась. Где-то неподалеку она расслышала слабое журчание - так по камешкам струится ручеек. Ребенок по-прежнему спал. Хариклия накинула на ребенка свой платок, чтобы не досаждали насекомые. Быстро вскочила на ноги, собираясь через несколько минут вернуться - жажда мучила с непреодолимой силой.
Лес, пронизанный светом, курился легкой дымкой. Травы и цветы напоили воздух дурманящим ароматом. Хариклия тихо брела по пояс в траве: слух обманул, ручей или лесная речушка, журча по-прежнему, оказался дальше, чем женщина думала. Постепенно опушка леса, где Хариклия оставила своего ребенка, исчезла из виду. Лес сменил краски: вместо яркой зелени пришли густые темно-болотные тона сумрачной хвои. Трава, весело сверкавшая душистым горошком и фиолетовыми гроздьями вьюнка, постепенно уступила место гладкому мху, покрывавшему песчанник.
Внезапно пронзительно закричала сорока. Ее стрекот подхватили сородичи. Гомон всполошившихся птиц прошел по кронам.
Насторожившаяся Хариклия повернула обратно. Вначале она вроде бы узнавала вон то поваленное дерево и этот куст терновника, очертаниями похожий на нестриженую овечку. Но лес все больше мрачнел, сплетаясь ветвями. Солнце почти не проникало под эти дикие заросли.
Хариклия метнулась обратно, но теперь перед ней хлюпало топкое болото, обманчиво устланное изумрудным мхом: ступишь на кочку, а та, как живая, вздохнет и провалится бездонным оком. Женщина чуть не попалась, в последнее мгновение отдернув ногу. Обратно шла осторожно, ступая точно по своим следам, где уже плескалась ржавая болотная жижа. Лишь на высоком берегу перевела дыхание; сомнений не оставалось - она заблудилась. Мысли о малыше резанули сердце тревогой: проснется и будет плакать!
Хариклия попыталась определить направление по солнцу, но получалось, что следует лезть прямо в топь.
Тогда Хариклия выбрала дерево повыше и, догола раздевшись, уцепилась за ближайшую ветвь. Сноровки у нее не было никакой, но ловкость заменяло волнение. Цепляясь, как обезьяна, женщина добралась, наконец, почти до самой вершины. Тут, когда земля была далеко внизу, было светлее. Ветер качал крону, заставляя трепыхаться сердце. Хариклия всем телом прижалась к шершавому стволу, так что кора отпечаталась на коже. Под ней расстилался дремучий лес, бесконечными рядами тянувшийся, куда ни глянь.
Временами густые кроны колыхались, и тогда казалось, что по лесу гуляют зеленые волны.
- Люди! Люди! - беспомощно закричала Хариклия, вкладывая в призыв все отчаяние.
Ответом ей был чудовищный рев, вдруг громом поразивший округу. Хариклия задрожала, как осенний лист, распознав рычание голодного льва. Но куда сильнее страха были ее опасения за ребенка. Хариклия, как могла, скоро, спустилась с дерева. И, руководствуясь инстинктом обезумевшей матери, подстегиваемым продолжавшимся рычанием хищника, бросилась туда, откуда слышалось жуткое рычание зверя.
Острые камни резали ее ноги, колючие кустарники рвали колючками нежное тело - женщина ничего не замечала.
- Остановись, негодный! - вскричала Хариклия, выбежав на знакомую опушку.
Там, фыркая и хлестая себя по бедрам, взад и вперед бродил огромный зверь.
Лев обернулся на крик. Желтые злые глаза внимательно уставились на женщину. Хищник развернулся, присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Лев прыгнув, слету передними лапами опрокидывая женщину на землю. Последнее, что увидела Хариклия, это огромный красный язык, с которого стекала слюна. Лев одной лапой разможжил женщине голову. Играючи, перевернул бездыханное тело, отбросил в кусты и медленно двинулся прочь.
Ребенка Хариклии нашли в тот же день лесорубы, привлеченные с дороги жалобным плачем. Отнесли в ближайшее селение, где жители опознали в малыше сына пропавшей еще с рассвета Хариклии. Соседи, посомневавшись, вошли в хижину. Все говорило о торопливых и поспешных сборах: разбросанные вещи, приготовленный бурдюк с молоком. Забытая посреди хижины глиняная свистулька малыша.
Саму Хариклию нашли лишь спустя несколько дней, хотя и долго сомневались, как очутилась нагая женщина в нескольких часах ходьбы от своего малыша. Обезображенное тело, вырванная из предплечья рука, следы гигантских львиных лап досказали остальную развязку.
Ужас охватил жителей. Жены не отпускали в лес мужей. Матери запирали в подпольях детей. Козы и овцы, голодные, жалобно худели в загонах: жители не рисковали выпускать скот на пастбища.
Тогда лев, привыкший к легкой добыче, сам пришел в селение. И привел за собой трех гордых львиц.
Жители в страхе забились в дома, когда на краю поселка выросли четыре золотистые фигуры.
В тот раз львы людей не тронули, удовольствовавшись тем, что, выломав деревянные перекладины, ворвались в овчарню.
Вздрагивали жители, слыша предсмертное блеяние овец - дрожали за собственную семью.
А львы, словно подстегиваемые злыми силами, перерезав одно стадо, и, даже не отведав еще дымящегося мяса, тут же крушили другую кошару, пока в деревне не осталось и захудалого козленка.
После учиненного погрома хищники, словно чувствуя свою безнаказанность, медленными прыжками покинули селение.
Прошло время. Жители оправились от потрясения. Те, что побогаче, вновь прикупили скот. В овчарнях и кошарах резвился молодняк. Тяжелая поступь самок обещала владельцам щедрый приплод.
И тогда налет хищников повторился. Теперь огромного льва-самца сопровождало уже шесть самок. Одна из них, молодая львица со светло-коричневой, почти песочной, шерстью проскочила в неплотно запертую дверь одной из хижин.
В доме был лишь один десятилетний мальчик. Он играл сам с собой в камешки, когда жуткое рычание привлекло его внимание. На пороге стояла прекрасная львица и скалилась белыми клыками.
Мальчик успел рассмотреть, что самка ожидает потомство. Львица внезапно повернулась и, не причинив ребенку зла, убежала.
С этих пор жизнь жителей превратилась в монотонный кошмар, словно жуткий сон, приходящий с нерегулярным постоянством. Некоторые хотели бросить все и переселиться. Но жаль было бросать нажитое хозяйство, возделанные пашни, и щедрые виноградники.
И тогда, не выдержав, воззвали жители Немей к царю Эврисфею:
- О великий царь! Доколе нам терпеть горести и лишения? До каких пор нам трепетать за судьбы наших детей?
Эврисфей, от природы не отличавшийся храбростью, обещал найти средство защиты от Немейского льва и его диких подруг.
А сам украдкой обратился к своей покровительнице Гере:
- О прекрасная богиня! Как мне не осрамиться перед народом - ведь пойди я защищать крестьян, лев, чего доброго, сожрет меня с потрохами!
Богиня была раздосадована трусостью своего любимца, но ей тут же представился случай повернуть дело так, чтобы Геракл, этот ненавистный выскочка, ни разу не обратившийся к Гере за покровительством, попался в расставленные сети.
Эврисфей разослал во все земли страны гонцов, как велела ему Гера.
Поскакали всадники, спускаясь в долины и поднимаясь на холмы. Заглядывали в царские дворцы и нищие лачуги. Но везде удивленные люди лишь отрицательно качали головой на расспросы посланцев царя Эврисфея: никто не видел ту, кого повелела отыскать Гера.
Ни с чем вернулись гонцы во дворец.
Меж тем случилось так, что два путника, застигнутые непогодой в пути, выбрали местом для ночлега заколоченный дом. Долго и безуспешно кричали они и стучали в дверь толстыми палками. Но ни звука не доносилось из полуразрушенного строения. Тогда, не спросясь, путники проникли в жилище через пролом в задней стене дома.
Печальное то было место; груды мусора и нечистот на полу, ветер гуляет сквозь щели, дожди оставили следы плесени и тлена.
- Делать нечего! - обратился один к другому. - Мы все же простудимся и заболеем, если останемся на всю ночь под открытым небом!
- Останемся тут! - согласно подтвердил другой, брезгливо косясь на гнетущую обстановку.
Разбрелись путники по покоям, выбирая себе место для ночлега. Однако везде царило тоже запустение, грязь и сырость.
Крыса пробежала по надкрошенным, а когда-то разноцветным, мраморным плитам пола, волоча за собой длинный голый хвост, и исчезла в чернеющей дыре в углу.
- Нет, - молвил один из приятелей, - я поднимусь на чердак - немудрено, если по ночам тут шастают толпы крыс и мышей!
- Боязливец! - расхохотался другой, споря из упрямства. - А я так останусь внизу: тут теплее и дождь не заливает!
Так рассудив, приятели разошлись.
Тот, что выбрал нижний этаж дома, подгреб под себя подвернувшийся пук соломы и, поворочавшись, затих.
Его приятель наверху долго прислушивался к шорохам и потрескиваниям, которыми был наполнен заброшенный дом. Странные звуки и видения чудились ему.
Вот скрипнула, приотворяясь дверь, и легкий ветер донес до него смех веселья и звон наполненных чаш. Женский голос пьяно взвизгнул, поднимая возбуждение.
Мужчина привстал, протер глаза: дверь по-прежнему была заперта, лишь буря гудела в щелистой крыше.
Но стоило смежить веки, как новой волной окатило веселье близкого праздника. Теперь он ясно различал мягкий перебор струн кифары и отдельные выкрики, но твердо решившись не поддаваться колдовским чарам, еще сильнее зажмурил глаза. Сон бежал. Путник собрался, было, подняться и призвать приятеля. Но сладкая истома сковала члены, действительность воспринималась сквозь полумираж. Сквозь ресницы он увидел перед собой склонившееся лицо, и нежная женская ручка провела по его щеке.
- Кто ты? - уже в полном сознании произнес путник, глядя на дивное видение, возникшее перед ним.
Женщина была чудо как хороша. Да и куда девались темные следы плесени, обезображивающие стены мокрыми пятнами с причудливыми краями. Покои сверкали блеском и чистотой благородного розового мрамора. Многочисленные толпы пестро разодетых беспечных людей возлежали на пышных ложах, предаваясь утехам.
- Кто я? - загадочно усмехнулась женщина, протягивая мужчине украшенные золотыми браслетами руки. - Я та, что дарит забытье и радость! Доверься мне!
Голова чуть шумела от выпитого вина - путник и не заметил, как у него очутилась в руках тяжелая чаша, до краев наполненная пурпурным напитком. Он доверчиво взял протянутую руку и охотно последовал за своей спутницей.
Она показывала ему чудесные сады с райскими птицами, распевавшими на все голоса. Он увидел несметные сокровища, грудами сверкавшие и распространяющие радужное сияние. Искусно выделанное оружие и домашнюю утварь, которой не постыдились бы пользоваться и боги.
- Кто ты, о прекрасная? - восхищенный и околдованный, вскричал путник. - Чем я заслужил твои милости?
- Возьми меня с собой! - серебристым смехом отвечала женщина. Змеиная улыбка искривила прекрасное лицо, но тут же черты приобрели прежнюю святость и непорочность.
- С собой?! - воскликнул мужчина. - Да я буду лобызать следы твоих ног, моя жизнь, моя душа до конца принадлежит тебе, о сладкая!
Потупилась женщина. Самодовольно усмехнулась:
- Слово сказано!
И тут же вихрь прошелся по покоям дворца, гася смех и светильники. Куда подевались пышность и роскошь? Где люди, веселившиеся тут минуту назад? Где показанные чудеса? Где та женщина, ласки которой он принимал с таким упоением?
По-прежнему заунывно плакал ветер. Пищали в подполье крысы. А на месте чудесной женщины хихикала старая ведьма, покачивая сухоньким пальцем перед носом очумевшего мужчины:
- Слово сказано! Теперь ты - мой!
- Но кто ты? - в ужасе уже в третий раз вопросил мужчина, таращась на мерзкое создание, глупо подмигивавшее подслеповатым глазом.
- Я - та, которую Зевс сбросил на землю. Я - Ата, богиня лжи и обмана, а ты сам добровольно стал моим рабом!
И Ата расхохоталась. Нелегко пришлось богине, когда она впервые попала на землю. Наивно ходила она по дворам, предлагая свои услуги:
- Я - богиня обмана, - простодушно говорила Ата. - Я за кусок хлеба и кукурузную лепешку обману вашего соседа и вложу в уши вашей жене, что вы вчера не покидали брачное ложе далеко за полночь!
Но в презрении отворачивались люди от мерзких услуг. Гнали ложь от двора. Не раз бивали Ату камнями и травили собаками.
От людского гнева спряталась Ата в пустом и заброшенном доме. Еще больше перепугалась богиня, прослышав, что ее повсюду разыскивает царь Эврисфей. «Если Зевс за чужую провинность изгнал меня из Олимпа, что ж сделает земной царь, прослышав, как я подзуживала его подданных на злые проделки?» - в страхе думала Ата. Так и жила богиня в сумрачном доме, перебиваясь пойманной крысой или голубем, неосторожно усевшимся на каменные перила балкона.
И в минуту отчаяния, когда Ата жалела лишь о том, что бессмертна и не может умереть, явилась перед ней Гера.
- Глупая Ата! Твоя беда в том, что ты не подчиняешься своему естеству и природным склонностям! Конечно, когда ты честно объявляешь людям, что будешь их обманывать, они возмущаются и гонят тебя! А ты попробуй предложить человеку нечто большее, чем он смог бы достичь сам: богатство, славу, почести!
- Но как я выполню обещание?! - растерялась Ата.
- Глупая! - разгневалась Гера. - Видимо, небеса ошиблись в твоем предназначении! Ну и шляйся грязной нищенкой, раз не хочешь царских почестей!
Исчезла Гера. Но зерна сомнений закрались в сердце Аты. Задумалась богиня:
- А почему бы и нет? - и первый же обман ей удался: миражом был очарован первый же встречный, охотно поддался придуманному соблазну.
Теперь Ата знала, как ей поступать. Гордо и высокомерно вступила Ата во дворец Эврисфея, растолкав стражу.
Не сводя с царя темного взгляда, спросила:
- Что заботит великого царя? Зачем ты разыскивал меня?
Смутился царь Эврисфей - не просто признать, что готов на сделку с богиней обмана. Но Ата, усмехнувшись, пришла ему на помощь: она уже поняла, что человеку выгоднее не быть, а выглядеть в глазах других честным и смелым, мудрым и величественным. Главное, чтобы никто не догадался о тех шаловливых мыслишках, о которых ты сам себе даже наедине боишься признаться.
- Знаю твою нужду, о Эврисфей! - продолжала богиня. - Жители Немей ждут твоей защиты от грозного льва! Но ты припомни о несчастном, великий царь, который нетерпеливо ждет свободы! Двенадцать подвигов во славу царя Эврисфея повелел Зевс исполнить Гераклу! Будь милостив и великодушен, великий царь: дай юноше возможность сделать первый шаг к свободе от завета отца, данного вместо сына!
Много говорила богиня Ата, горы лжи и обмана громоздя. Но к концу беседы царь Эврисфей свято верил, что не простят боги, если он не уступит желанию Геракла послужить во славу Зевса.
- И как это я сам не додумался оказать милость юноше? - бормотал Эврисфей, посылая за Гераклом.
- О храбрый юноша! - приветствовал Эврисфей прибывшего во дворец Геракла. - Много слухов ходит о нашей с тобой вражде, но сегодня я хочу доказать, что в них нет и крупицы правды!
Геракл немало был удивлен странными речами: доселе Эврисфей не скрывал своей злости, при всяком случае понося юношу; мы вначале часто берем, нам не принадлежащее, но потом, в поисках собственного оправдания, еще чаще пытаемся найти вину нами же ограбленного. Так и Эврисфей, зная тайну своего рождения, люто ненавидел Геракла.
Но сладчайшим медом текли теперь речи царя:
- И в доказательство дружбы, которую я к тебе питаю, я уступаю тебе славу победителя Немейского льва! Ступай же, герой, в Немею - и пусть все почести за спасение бедных жителей от грозного хищника достанутся тебе!
Ничего не промолвил Геракл. Раскусил он затею царя: еще ни один охотник живым не вышел из Немейского леса. Но лишь покрепче обхватил палицу Геракл, закинул за плечо лук и колчан со стрелами, и в тот же день двинулся в путь.
Вскорости достиг Геракл Немей. Что за странная тишина и запустение встретили героя! Жители, грустные и напуганные, попрятались при его приближении. Напрасно взывал Геракл, прося себе проводыря, который смог бы указать логово льва. Никто не откликнулся на призыв.
Тогда плюнул Геракл на трусов, решив самому отправиться на поиски льва.
Когда Геракл уже подходил к краю селения, тихий голос окликнул героя:
- Постой, охотник! - позвал робкий голос. Перед Гераклом возникла сгорбленная фигура. Печаль и тоска отложили след на облик мужчины.
- Послушай, что я тебе скажу, охотник! - прошептал мужчина, озираясь. - Недоброе дело задумал царь Эврисфей...
- Да я как-то в этом и не сомневался! - перебил Геракл.
- Не то, о герой! Немейский лев - не простое животное: не берет его ни копье, ни меч, ни кинжал! Ни малейшего вреда не причиняют стрелы, даже царапины не оставляя на шкуре!
Задумался Геракл. Увял румянец на щеках его собеседника. Сделал вид герой, что напуган и готов повернуть обратно.
- А что, погрустнел ты, о незнакомец? - спросил герой.
- Я честно предупредил тебя об опасности, но кроме тебя у жителей Немей нет больше надежды на защиту! - признался мужчина. - Придется, видно, теперь всем селением уходить из обжитых мест, раз и ты решил отступиться!
- Не отчаивайся! - утешил Геракл. - Раз никакое оружие не в силах противостоять драной рыжей кошке, придется оторвать ей хвост голыми руками! - расхохотался юноша.
С теми словами двинулся Геракл к лесу, крикнув на прощание:
- Готовьте еду и выпивку, жители Немей! Будем праздновать победу!
С жалостью глядели жители селения вслед герою - никто не верил, что справится юноша со страшным зверем.
А Геракл углубился в лес.
Плотно сокрыли сплетенные ветви собою Геракла. Пышные кроны, не пропускавшие света, скрывали небо. Лишь где-нигде мелькал голубой лоскуток, чтобы тут же исчезнуть за темной зеленью. Подлесок - низкорослые и искривленные деревца, путался под ногами. В сумраке лесной чащобы парило.
Геракл, как в открытой книге, читал следы звериных троп. Вот пробежал длинноухий заяц, прыгнул, делая петлю, и залег, радуясь своему хитроумию. Пронесся олень, обдирая кору и ломая сучья. Шелестя травой, проскользнул уж, выискивая место пожарче.
Геракл не раз видел, как в самый полдень ужи выбираются на нагретые солнцем каменные валуны и, свернувшись клубком по несколько штук, блаженствуют.
Только львиных следов герою не попадалось, хотя он был уже в самой сердцевине Немейского леса. Геракл сердился.
Одно дело: схватиться с хищником в яростной схватке, где каждая из сражающихся сторон показывает свое превосходство, и совсем иное блуждать по чащобе, то увязая в болотистой низине, то прорубаясь сквозь густой кустарник.
Внезапно боковым зрением Геракл увидел мелькнувшую тень. Стремительно обернулся.
- Ну, и кошка! - вырвалось восклицание.
Из лесных зарослей выпрыгнула великолепная львица. И замерла в трех шагах от охотника. Она походила на величавое изваяние, если 6 не подергивание верхней губы и злые огоньки в глубине зрачков.
Геракл снял с плеча лук и, натянув тетиву, прицелился.
Львица, казалось, была скорее удивлена, чем напугана наглостью человека.
Прозвенела стрела, колебля упругий воздух. Львица даже не шевельнулась. Раздался треск древесины: стрела, задрожав, всем наконечником увязла в стволе столетнего дуба.
Львица мяукнула, словно насмехаясь над промахом охотника.
- Не иначе, как демоны охраняют львицу! - с досадой подумал герой, готовя новую стрелу.
Но дальнейшее поведение самки остановило Геракла. Львица, точно сытая кошка, упала набок, перевернулась на спину. И принялась кататься в пыли, перебирая лапами воздух. Ее мускулистое тело играло мышцами. Шкура с великолепной песочной шерстью блестела, словно смазанная жиром. Львица скалилась, поддергивая нос, отчего казалось: зверь улыбается.
Геракл снова поднял лук. Но львица, уловив движение, бросила забаву и встала, потянувшись. Геракл хотел прицелиться прямо в висок, не желая рисковать с раненым хищником. Львица, словно угадав желание охотника, повернула голову, подставляясь под выстрел: что-то привлекло внимание львицы в той стороне.
Геракл прислушался, доверяя чутью хищника. Но через минуту глухое рычание и мгновенный прыжок подтвердили догадку Геракла: огромный самец выпрыгнул из чащобы, вставая между охотником и своею беспечной подругой.
Геракл никогда не видал такого громадного льва. Ростом с доброго теленка, а объемом напоминая гору, лев был изящен и ловок, медленными шагами подступая к Гераклу. В его ленивой грации таилась неприкрытая угроза, а очи пылали кровожадным огнем.
Геракл спустил стрелу. Лев на лету ударил лапой - стрела, не задев зверя, отлетела далеко в сторону.
Лев на мгновение присел на задние лапы, выпрямился разжатой пружиной, в едином прыжке преодолевая отделявшее его от Геракла расстояние. Геракл едва успел уклониться, как гигантская лапа с острыми, как кинжалы, когтями прошлась в сантиметре от его головы.
Повторный маневр мог стоить Гераклу сорванного скальпа. Он был беспомощен в присутствии льва, рядом с которым человек казался жалким лягушонком.
Львица, подобрав передние лапы, заинтересованно следила за поединком; самцы часто дрались за ее благосклонность, но еще ни разу не выходил победителем двуногий.
Но тут лев, к величайшему удивлению Геракла, зевнул, продемонстрировав великолепные клыки, и повернулся, недвусмысленно удаляясь в заросли. Львица, сердито рыча, видимо, раздосадованная исходом поединка, недовольно последовала за своим властелином. Вот она настигла самца, и теперь они бок о бок продирались сквозь кусты и корявые корни, узлами выпирающие из земли.
Геракл подобрал отброшенный при падении лук и бросился следом, движимый охотничьим азартом.
Внезапно, скрытая лесными зарослями, возникла перед ним зияющая темнотой пещера. Гераклу стало понятно, почему лев захотел избежать кровопролития. Хищник по опыту знал, что, убей одного из двуногих, мстить за сородича явятся десятки других. Уничтожь десятки - в лес рискнут сунуться тысячи. Немейский властелин пущи не боялся противника - заставлял его опасаться отцовский инстинкт. Перед пещерой была плотно утоптанная площадка, где в песке и пыли возились трое очаровательных львят, не крупнее взрослой кошки.
Лев и львица с гордостью смотрели на малышей, тихо урча от удовольствия. Именно этим котятам с глупенькими мутными глазенками был обязан Геракл жизнью - львы никогда не охотятся вблизи от логова.
Но наглость человека потрясла Немейского льва. Львица, одного за другим, подхватила за шиворот детенышей и перетащила их в глубину пещеры.
Лев вскочил. Дыбом встала на загривке жесткая шерсть. Секунду перед прыжком смотрел лев в глаза охотнику. Когтистые лапы рвали и выдирали траву. Хриплый звук вырвался из багрового горла - лев взметнулся в воздух, всей тяжестью обрушившись на Геракла. Охотник услышал треск собственных костей и продирающий скрип разрываемой плоти. Гераклу удалось вывернуться от смердящей сырым мясом туши и откатиться. Рука бессознательно ухватилась за что-то шершавое, похожее на скомканный папирус. Охотник швырнул ком в оскалившуюся морду зверя.
Рой лесных ос, потревоженный в собственном гнезде, со злым жужжанием вырвался наружу.
Вначале лев не заметил помехи: полосатые насекомые своими укусами лишь раздразнили зверя. Но их становилось все больше и больше. Мириады маленьких демонов, жаля, облепили морду хищника, кусая нос, глаза, забиваясь в ноздри и впиваясь яростными иглами в язык. Лев заревел, катаясь по траве. Недавний противник был забыт. Геракл привстал на четвереньки, подбирая свою палицу. Лев, ослепленный укусами и яростью, ничего не соображал; чем сильнее он размахивал лапами и хлестал себя хвостом, тем больше злились осы. Лев убил сотни, но остальные не отступались, с жужжанием золотистым облаком взмывая над зверем и тут же устремляясь обратно. Понемногу осиный яд делал свое дело - движения хищника замедлились, он уже неохотно отбивался от назойливых насекомых. Распухший язык не помещался во рту, глаза горели под вздувшимися веками. Казалось, вспухшую кожу хищника поразила неведомая болезнь - на теле льва вздулись огромные волдыри.
Когда лев перестал подавать признаки жизни, Геракл кресалом высек искру и поджег пук сухого мха, содранного с коры хвойного дерева. Мох загорелся, распространяя зловоние и испуская белые густые клубы дыма. Геракл снова и снова сдирал мох, пока дымный ветер не застлал все округу. Опьяневшие осы мириадами падали на землю, где, одурманенные и сонные, беспомощно перебирали лапками, не в силах подняться в воздух.
Когда Геракл пнул хищника в бок, лев попытался открыть глаза. Зверь тяжело дышал, и воздух со свистом чуть проходил сквозь легкие. Геракл без опаски приблизился к распростертому зверю. Двумя руками вцепился в пасть и, напрягая мускулы, разорвал пасть льва. Хлынула густая багровая кровь. Глаза покрылись поволокой. Предсмертная судорога волной прошлась по хребту зверя - гроза Немейского леса погиб.
О насмешливая судьба! Ты даешь власть сильному для того, чтобы слабые смогли доказать свое превосходство?
Поднять, а тем более, утащить гигантскую тушу было не под силу Гераклу. Но жаль было оставлять такую прекрасную добычу. Геракл, вооружившись ножом, принялся снимать со зверя шкуру. Труд был непривычный и трудоемкий: Геракл провозился до темноты, время от времени кидая взгляд на пещеру. Там, испуганная неподвижностью самца и запахом его крови, сверкала очами львица. Ее глупые детеныши хрипло мяукали и жались к теплому материнскому боку.
Наконец Геракл снял шкуру, с ног до головы перемазавшись в крови. Его собственные раны оказались несмертельны: Геракл отделался парочкой сломанных ребер, да саднившей щекой с сорванной кожей.
Путь обратно из чащи занял остаток ночи. Солнце лишь раздумывало, стоит ли подниматься над горизонтом, когда жители Немей были поражены громовым рыком, подхватившим их с ложа.
- Лев! Лев вернулся! - в ужасе кричали жители.
- Да хватит вам! - Геракл, надурачившись, откинул голову мертвого льва, скрывавшую его собственное лицо. Огромная шкура полностью покрывала плечи юноши, а песочный хвост хищника, украшенный на конце кисточкой, волочился по дорожной пыли.
Герой искренне веселился, глядя на потрясенные лица омороченных крестьян.
- Как же тебе, о охотник, удалось справиться с эдаким чудовищем? - спрашивали жители, с опаской подходя даже к мертвому зверю.
Самые смелые даже осмеливались заглядывать льву в пасть, ощупывая огромные клыки.
- Голыми руками! - отрезал Геракл на расспросы, не вдаваясь в подробности.
Быстро несется ветер. Споро шагает Геракл по дороге в Микены. Но еще быстрее несется впереди героя весть о его удивительной победе.
Разозлился царь Эврисфей. Дрожит от злости и ярости, забившись в темный угол дворца: не удалась его проделка, не посрамил великого Зевса его сын Геракл.
Гордится добычей герой - не может простить обиды Эврисфей. Геракл добровольно предложил царю свой трофей.
- Зачем мне сдалась дохлая кошка? - получил Геракл ответ.
На нет и суда нет. Набросил шкуру на плечи герой: надежной защитой от любого оружия стала шкура. Ни меч, ни копье, ни стрела не опасны отныне Гераклу.
В жаркое лето - защита от солнца. Студеной зимой - спасение от холода и лютого ветра.
Доволен Геракл. Похваляется среди приятелей и друзей:
- Если из каждого похода, куда направит меня Эврисфей, буду я возвращаться с подобной добычей, не одиннадцать, а сто одиннадцать раз я пойду по его повелению!
Эти слова не могли не достигнуть ушей царя. Он решился погубить героя во что бы то ни стало.
Случая долго ждать не пришлось.